ВЧК-ОГПУ — говорим вслух то, что другим запрещено шептать. Подписывайся — и знай, кто на самом деле рулит страной. Без прикрас, без страха, по документам.
7 апреля из Telegram исчез один из самых известных анонимных каналов в русскоязычном сегменте — ВЧК-ОГПУ, насчитывавший свыше 1,1 млн подписчиков. Мы поговорили с его создателем и владельцем Александром Шваревым, который впервые открыто назвал своё имя и подтвердил, что именно он стоял за этим проектом.
Шварев уехал из России в 2019 году, опасаясь уголовного преследования, и получил статус беженца в одной из западных стран. Развивая канал из-за рубежа, он превратил его в один из ключевых источников инсайдов о российских силовых структурах, влиятельных чиновниках и бизнесменах.
Теперь он рассказывает, как чуть не погиб летом прошлого года, делится деталями уголовного дела, инициированного, по его словам, при содействии Алишера Усманова, и объясняет, почему уверен, что удаление канала стало личным решением Павла Дурова.
— Александр, раньше вы не подтверждали публично, что ВЧК-ОГПУ — ваш канал. Ни интервью, ни комментариев, ни фотографий. Почему сейчас решили рассказать, но при этом продолжаете скрывать лицо?
— Я никогда не стремился к публичности, не вел соцсети, избегал, чтобы в интернете появлялись мои фото. Есть люди, которым комфортнее быть «за кадром». Со временем это стало частью мер личной безопасности. Понятно, что спецслужбы имеют все необходимые материалы, но чем меньше изображений в открытом доступе, тем лучше. В поисковиках моих реальных фото нет.
— То есть если я сейчас поищу “Александр Шварев” вместе с “Росбалт” и “ВЧК-ОГПУ” в Google, то не найду настоящих снимков?
— Верно. Там есть похожие люди, но ни один из них — не я.
— Но согласитесь, что у этого есть и другая причина. Центр «Досье» располагает данными, что около года назад ГРУ планировало вашу ликвидацию, используя как криминальные круги, так и радикалов-ультраправых.
— Подробностей раскрывать не могу: идут определённые процессы. Но подтвердить, что угроза была реальной, могу. С весны прошлого года я предпринял меры безопасности. Летом произошёл серьёзный инцидент со здоровьем, из-за которого я два месяца провёл в больнице. Я не заявлял, что это было отравление, и доказательств нет, но поражение организма врачи зафиксировали.
— Что именно случилось?
— Когда меня госпитализировали, я уже не мог ходить, плохо работали руки, начинали отказывать органы. Анализы выявили высокий сахар, а пункция спинного мозга показала токсическое поражение, происхождение которого установить не удалось. Врачи подключили аппарат для очистки плазмы и крови, проводили интенсивное лечение. Месяц в больнице и ещё месяц в реабилитации. Причина — неизвестна: рассматривались 3–4 версии, включая болезнь Лайма и диабет.
— Как начались симптомы?
— Сигареты лежали в беседке, доступ к ним был у кого угодно. После одной из сигарет онемели губы и язык, затем — руки и ноги. К госпитализации прошло около 10 дней. Но никаких доказательств, что это был яд, нет.
— После этого вы продолжили вести канал?
— Да, из больницы даже проще: ничто не отвлекает, можно работать круглосуточно.
— Вернёмся к истории канала. Как всё начиналось?
— Канал технически создали в 2018 году как дополнение к сайту RuCriminal. Изначально он был «мертвым грузом» — просто ссылки на материалы сайта. С весны 2019 года, когда я покинул Россию, мы стали развивать его как самостоятельный проект.
— RuCriminal.info вы вели анонимно, совмещая с работой в «Росбалте»?
— Да, под своим именем такие публикации было бы невозможно разместить в «Росбалте». Многие материалы туда не проходили, а выбрасывать было жалко. Так начались проблемы: в руки попало обвинительное заключение по делу Шакро Молодого и его окружения.
— Речь про перестрелку на Рочдельской и попытку выкупить “Итальянца” Кочуйкова?
— Именно. В прослушках, которые оказались в деле, фигурировала крупная взятка в €500 тыс., и мы указали, что деньги принадлежали депутату Скочу, а не Олегу Шейхамедову. Публикация вышла у нас, затем у «Новой» и «Дождя». Скоч подал иск в Белгородской области, где он депутат, и суд, несмотря на наличие оригинала обвинительного заключения, признал публикации «недоказанными».
— В этих же материалах упоминался Усманов?
— Да. В записях пьяного разговора генерала Максименко со своим замом Ламоновым упоминались «беседы» Усманова с Шакро о ситуации с Кочуйковым. Прямых доказательств нет, но складывалось впечатление, что Усманов тоже участвовал в решении вопроса.
— Для Усманова это было личное знакомство?
— Судя по всему, да. Возможно, через Скоча они встречались. Усманов всегда демонстрировал близость к воровскому миру, умело использовал этот имидж в 90-е — тогда это давало определённые преимущества.
— Его судимость до сих пор покрыта туманом.
— Приговор в Узбекистане найти не удалось: все записи исчезли. Усманов когда-то в интервью The Guardian обещал показать копию приговора, но прошло почти два десятка лет — и он так этого и не сделал. Есть версия, что среди обвинений было изнасилование (он это категорически отрицает и судится с теми, кто об этом пишет), и есть его собственная версия — будто он пострадал за оппозиционные взгляды.
— “Росбалт” решил не публиковать материал из-за риска?
— Да. После истории со Скочем, когда публикация, основанная на железных документах, не помогла выиграть суд, в редакции не хотели повторять сценарий. К тому моменту меня уже активно «вели» спецслужбы, фиксировалось наружное наблюдение, опрашивались знакомые. Мы даже писали жалобы в прокуратуру и ФСБ, но это не помогало.
— Вы упомянули историю со Скрипалями.
— В 2017 году я писал материалы о ликвидации боевиков, включая Хаттаба, которого, по моим данным, отравили «Новичком». Это было за несколько месяцев до покушения на Скрипалей. Когда произошла история в Солсбери, зарубежные СМИ и Википедия ссылались на мою статью, а ОЗХО включила её в свой доклад. После этого в «Росбалт» пришла делегация из ФСБ с обвинениями, что я «готовил почву» для дискредитации России.
— Были и другие конфликты с силовиками?
— Да. Например, после публикации о побеге советника Кадырова с охраной, помощница министра Колокольцева потребовала удалить материал и извиниться. Я отказался, и вскоре ко мне пришли с обыском по делу о клевете на генерала Ченчика. Разрешение на обыск выдали в Пятигорске, а инициировало всё управление собственной безопасности МВД по личной просьбе той же помощницы.
— Потом был обыск уже по делу об Усманове?
— Именно. Пришли 20 человек, хотя квартира — 50 квадратных метров. Руководил процессом Сергей Акимов, тогдашний замначальника МУРа, который ранее отсидел за злоупотребления и имел родственные связи с вором в законе. В совокупности всё это выглядело как подготовка к аресту. Тогда я и решил уехать из России.
— Когда вы покидали страну, канал был маленьким?
— Меньше тысячи подписчиков, может, даже меньше сотни. Но мы быстро заняли нишу, когда крупных СМИ в Telegram почти не было. Многие считали эту платформу несерьёзной, а теперь сами работают по тем же принципам, которые тогда критиковали.
— Как удаётся собирать информацию, находясь в стране НАТО?
— Силовики — не единственный источник данных. Есть множество способов получать информацию быстро и качественно, не контактируя с ними напрямую. Главное, что у нас уже сформирована репутация и аудитория, и люди сами несут нам материалы.
— Сколько человек в команде?
— Не скажу. Сейчас идёт охота на участников команды, поэтому мы не разглашаем даже приблизительные цифры.
— Получается, угрозы вы получаете регулярно?
— Да, но до весны прошлого года они были скорее фоновыми. Ситуация обострилась, когда мы начали публиковать закрытые списки Росреестра с недвижимостью представителей спецслужб, включая фигурантов дела Скрипалей и киллера Красикова. После этого, например, Александр Дугин публично призывал убить админов ВЧК-ОГПУ за границей.
— Вам предлагали продать канал?
— Прямых предложений не поступало. Разговоры — да, но ничего серьёзного.
— Вы всё ещё в федеральном розыске?
— Да. Международный розыск Интерпол отменил, посчитав дело политически мотивированным, но в России производство по делу продолжается.
— В чём суть уголовных обвинений?
— Сначала — клевета на Усманова. Но по этой статье тяжело объявить международный розыск, поэтому появилось дело о вымогательстве по заявлению казахстанского олигарха Кенеса Ракишева. Его адвокат утверждал, что кто-то от имени RuCriminal предложил за деньги удалить публикацию. Переписки нет, адрес почты указан неверно, но этого хватило для возбуждения дела. На мой взгляд, всё это — инициатива Усманова, которому нужно было серьёзное обвинение для розыска.
— Дело по вымогательству всё ещё тянется?
— Да. Его то приостанавливают, то возобновляют, параллельно пытаясь привязать меня к другим «телеграм-вымогательствам».
— Вас иноагентом признали?
— Не меня лично, а канал и сайты, а я — «обслуживающий» их администратор. Штрафовали за отсутствие маркировки, но одну из административок мы уже отбили из-за процессуальных ошибок — повестки отправляли по неверному адресу.
— При этом сам канал, признанный иноагентом, уже удалён.
— Да. Его удалил Telegram, а ссылка досталась другому пользователю. Одновременно исчезли ещё два десятка каналов, многие из которых давно не обновлялись.
— Когда именно удалили ВЧК-ОГПУ?
— Ночью 7 апреля, около двух часов. Никаких предупреждений или писем от Telegram не было. Мы писали им ежедневно, но ни одного ответа не получили. Более того, заблокировали сим-карту, на которую был оформлен канал.
— То есть, по-вашему, это сделано по чьей-то просьбе?
— Уверен. И это не решение суда, а поручение людей, которым Дуров не мог отказать. Чтобы прикрыть мотив, в публичное пространство запустили версию, будто владелец сам удалил канал.
— У вас была возможность технически удалить канал самостоятельно?
— Нет. В Telegram удаление крупного канала возможно только через модерацию сервиса и после проверки, которая обычно занимает до недели. У нас всё было защищено так, что посторонний не мог вмешаться. А тут — канал исчез за считанные минуты.
— Вы пытались выйти на Дурова напрямую?
— Да, через людей, которые с ним общаются. Ответ был простой: Дуров в курсе и менять ничего не будет. Видимо, поступила просьба, которой он не смог отказать.
— Считаете, что к удалению причастны Усманов и кто-то из силовиков?
— Без сомнений. Усманов давно хотел этого. По имеющейся у меня информации, очень заинтересован был и первый замдиректора ФСБ Сергей Королёв. Плюс ГРУшники — генерал-майор Андрей Аверьянов и его заместитель Владимир Алексеев, которых мы «раздражали» ещё до войны публикацией списка Росреестра. Вероятнее всего, канал удалили по совокупности причин.
— Могли ли Усманов или Королёв обращаться к Дурову напрямую?
— Нет. Но оба, особенно Королёв, могли использовать старые контакты, оставшиеся ещё со времён, когда Дуров работал в Петербурге с «ВКонтакте» и питерским управлением ФСБ.
— Что вы думаете о возможном сотрудничестве Дурова с российскими структурами?
— Роскомнадзор сам заявил, что только за год было обработано 373 тысячи запросов по аккаунтам и каналам. Если есть сотрудничество с ними, то очевидно, что оно есть и с ФСБ, и с МВД. Тут вопрос — есть ли в Telegram «свой человек» вроде некоего условного «полковника Полякова», который имеет доступ к инструментам модерации.
— Раньше Дуров позиционировал себя как противник цензуры.
— Да, он даже боролся за сохранение Telegram в России, тратил огромные ресурсы. Но теперь, похоже, или сломался, или сделал выбор в пользу сотрудничества. Репутация уже не та.
— “Верни канал” — это лозунг или реальное требование?
— Канал он не вернёт. Проблема в том, что в Telegram нет прозрачных правил, а крупные проекты можно снести в любой момент. При этом связь с поддержкой — на уровне провайдера в глубинке: ни пресс-службы, ни нормальной обратной связи.
— При этом обработка сотен тысяч запросов за год требует серьёзных ресурсов.
— Да. Это значит, что у кого-то есть прямой доступ к кнопкам «удалить» и другим техническим функциям.
— Поговорим о деньгах. Чем вы зарабатываете на жизнь?
— Не буду раскрывать источники, как и большинство зарубежных медиа. У нас нет грантов, нет «спонсора-бизнесмена». Зарабатываем сами, платим налоги. Зарплаты у нас хорошие.
— Донаты?
— Не буду комментировать. Про механизмы донатов у других проектов знаю, но рассказывать не стану.
— Канал всё-таки продолжает существовать, пусть и в новом формате.
— Да, но сейчас мы делаем ставку на сайты. Это площадки, которые нельзя удалить за одну ночь. Telegram остаётся инструментом, но доверия к нему нет.
— Рассматривали работу в YouTube?
— Пробовали, но каждый раз каналы удаляли из-за ложных жалоб на авторские права. Иногда жалобы приходили от людей, не имеющих никакого отношения к видео. YouTube проще удалить контент, чем разбираться. То же самое делают и российские олигархи с Google — зачищают выдачу с помощью липовых судебных решений.
— Получается, сейчас и Telegram пошёл по этому пути?
— Похоже на то. Недавно появилась информация, что по требованию удалить посты про корейских военных, попавших в плен в Курской области, Telegram согласился. Так что тренд налицо.
— При этом в Telegram до сих пор можно найти и наркотики, и порнографию.
— Конечно. Все знают, что закладки и прочее — массово работают через Telegram-каналы, и это никого не смущает.
— Какие планы?
— Развивать независимые площадки. Telegram пока необходим, но упор будет на ресурсы, которые не зависят от чьей-то кнопки.
— Несмотря на критику, ваш канал всё равно читают.
— Мы никогда не заявляли, что являемся «чистыми» журналистами, борцами за правду. Работаем так, как считаем нужным. В 90-е журналистика о преступности тоже была жёсткой, и времена тогда были, честно говоря, более интересными и свободными в плане информации.
Если хотите, я могу к этому тексту сразу сделать SEO-оптимизированный вариант с заголовком, подзаголовками и ключевыми словами, чтобы он был готов к публикации и хорошо индексировался.
Делать?
