Вы слышали, что мне выпала горькая слава быть человеком, который идет на рожон. И еще горькая слава мне выпала – долг мой – быть русским писателем и быть честным с собой и Россией.
(Борис Пильняк)
В 1915 году в литературных альманахах «Жатва», «Русская мысль», «Сполохи» и «Млечный путь» начали появляться рассказы никому не известного автора, подписанные «Бор. Пильняк». Под необычным псевдонимом, обозначающим всего лишь пильщиков деревьев на лесоразработках, скрывался Борис Андреевич Вогау, молодой истинно русский писатель, хотя и родившийся в полунемецкой семье.
Сегодня нам уже почти невозможно представить, что в двадцатых годах ХХ века Борис Пильняк был самым издаваемым писателем СССР. Мало кто из литературной братии мог похвастаться в то время многотомным собранием собственных сочинений, а вот у Пильняка в Госиздате в 1929 году выходит солидный восьмитомник.
Он дружил со всеми коллегами по писательскому цеху: от Замятина и Чуковского до Пастернака и Ахматовой. Каждый из них оставил о Борисе Пильняке замечательные воспоминания – его яркую самобытность нельзя было не заметить. Анна Ахматова посвятила Борису Пильняку такие строки:
И по тропинке я к тебе иду,
И ты смеёшься беззаботным смехом,
Но хвойный лес и камыши в пруду
Ответствуют каким-то странным эхом...
О, если этим мёртвого бужу,
Прости меня, я не могу иначе:
Я о тебе, как о своём, тужу,
И каждому завидую, кто плачет...
В 1929 году обласканный властью писатель возглавляет Всероссийский союз писателей, весьма вольнодумствующую организацию для поддержки «новой элиты», желающей, чтобы партия большевиков не вмешивалась в творческие дела властителей людских дум. «Обсуждая на наших нелегальных собраниях положение в литературе и в партии, мы всеми мерами, прикрываясь политикой внепартийности, чистого искусства и свободного слова, пытались доказать гнёт цензуры, зажим литературы со стороны партии», – вспоминал в дальнейшем Борис Пильняк.
Стоит ли удивляться, что такой «Союз…» не мог долго просуществовать легально: вскоре его ликвидировали как антисоветскую организацию. Вообще, Пильняка как-то очень часто наказывали и прощали: «Повесть непогашенной луны», вышедшая в 1926 году, до читателей не дошла – весь тираж был конфискован, а писатель обвинен в злостной клевете. Еще бы! В прототипах главных героев угадывались фигуры Сталина и Фрунзе, а поводом к написанию явно послужила смерть военачальника, хотя сам Пильняк полностью отрицал этот факт. «Я являюсь писателем, имя которого рождено революцией, и вся моя судьба связана с революционной нашей общественностью», – посыпал голову пеплом писатель в покаянном письме. Самое удивительное, что отступник был прощен и восстановлен в списках авторов всех ведущих журналов, хотя Сталин заметил, что «Пильняк жульничает и обманывает нас».
В 1929 г. в Берлине была опубликована повесть «Красное дерево», тут же названная контрреволюционной, что послужило очередным поводом для травли писателя, но снова все обошлось. На самый верх уходит очередное письмо с такими словами: «Иосиф Виссарионович, даю Вам честное слово всей моей писательской судьбы, что … я сторицей отработаю Ваше доверие. Я прошу Вас помочь мне. Я могу поехать за границу только лишь революционным писателем. Я напишу нужную вещь… Я должен говорить о моих ошибках. Их было много… Последней моей ошибкой было напечатание «Красного дерева». Спустя год перелицованную повесть опубликовали в СССР как часть романа «Волга впадает в Каспийское море», но «даже при поверхностном чтении видно, что это поверхностная перелицовка, видно, что у Пильняка за красными словами скрывается белая сердцевина», – отмечали критики-провидцы.
Несмотря ни на что, Борис Пильняк не сдавал позиций самого издаваемого литератора вплоть до 1937 года: у автора вышло более сорока книг, он объехал Европу, Америку, Японию и Китай, беспрепятственно публиковался за рубежом, имел персональный автомобиль и прочие блага цивилизации. В Великобритании писатель познакомился с самыми известными авторами Гербертом Уэллсом и Бернардом Шоу, попутно поражаясь развитию промышленности и технического прогресса. «У нас есть дурацкая привычка втаскивать людей на колокольни славы», ¬– писал в то время о Пильняке Максим Горький. А падать с такой колокольни смертельно опасно…
28 октября 1937 года Пильняка арестовали, забрав прямо с дня рождения сынишки. В обвинительном заключении писателю инкриминировали связь с троцкистами, оказание помощи Карлу Радеку, в вину ставили также сговор с Борисом Пастернаком для передачи «ложной информации» Андре Жиду о подчиненном положении писателей в СССР. Троцкистом Пильняк себя не признал, зато полностью сознался в шпионаже в пользу японской разведки. Работать с арестованными уже умели, и весьма качественно. За измену Родине писателя приговорили к смертной казни и расстреляли на полигоне Коммунарка под Москвой.
В СССР с 1938 по 1975 годы книги Пильняка не печатались, хотя в 1956 году писатель был реабилитирован. Да и сегодня творчество Бориса Пильняка как-то не прижилось, затерялось в тени его великих современников – Булгакова, Пастернака, Набокова, Платонова. Хотелось бы верить, что это не навсегда.