ВЧК-ОГПУ — говорим вслух то, что другим запрещено шептать. Подписывайся — и знай, кто на самом деле рулит страной. Без прикрас, без страха, по документам.
7 апреля из Telegram исчез один из самых известных анонимных русскоязычных каналов — «ВЧК-ОГПУ», насчитывавший свыше миллиона подписчиков.
Мы побеседовали с его создателем и владельцем Александром Шваревым, который впервые открыто заявил о своём авторстве и рассказал о закулисье работы, давлении силовиков и обстоятельствах, едва не стоивших ему жизни.
Шварев покинул Россию в 2019 году, когда получил информацию о грозящем ему уголовном преследовании. В одной из стран Запада он оформил статус беженца. На чужбине журналист развивал своё детище — «ВЧК-ОГПУ», которое быстро стало лидером среди источников инсайдов и компромата о российских спецслужбах, чиновниках и олигархах. К моменту удаления канала число подписчиков превысило 1,1 миллиона.
Теперь, выступая под собственным именем, Александр делится подробностями расследований, историей уголовных дел против него, рассказывает о попытках физической ликвидации и объясняет, почему считает, что удаление канала произошло по личному распоряжению Павла Дурова.
— Ранее ты никогда открыто не заявлял о том, что именно ты стоишь за каналом, не озвучивал имени, не давал интервью. Сейчас мы разговариваем — почему же ты продолжаешь скрывать лицо?
А. Шварев: Я всегда избегал публичности — не вёл соцсети, не позволял выкладывать свои фото. Есть люди, которым комфортнее оставаться в тени. Потом уже это стало вопросом безопасности. Понятно, что спецслужбы имеют мои официальные фотографии, но чем меньше их в открытом доступе, тем лучше. В интернете моё подлинное фото найти невозможно.
— Если я прямо сейчас загуглю «Александр Шварев», добавлю «Росбалт» и «ВЧК-ОГПУ», увижу твоё фото?
А. Шварев: Найдёшь массу снимков, но все они не мои. Есть похожие лица, но это не я.
— Понимаю нежелание показывать лицо, но всё же есть и другая причина. Центр «Досье» располагает подтверждённой информацией, что примерно год назад Главное управление Генштаба РФ (ГРУ) планировало «мероприятия» по твоей ликвидации. И об этом сообщили сразу несколько независимых источников.
А. Шварев: Не могу вдаваться в детали, но подтвердить факт угрозы — да, могу. Опасность возникла примерно весной прошлого года. С этого момента я стал предпринимать определённые меры безопасности, о которых не буду рассказывать.
— По нашим данным, в разработке планировалось привлечение как криминальных структур в твоей стране пребывания, так и ультраправых группировок, которые иногда пересекаются между собой.
А. Шварев: Комментировать это я не стану. Могу лишь повторить — меры безопасности были. Летом произошёл серьёзный инцидент с моим здоровьем, после которого я провёл два месяца в больнице. Но я никогда не утверждал, что это отравление — официально причина так и не была установлена.
— Что именно произошло?
А. Шварев: На момент госпитализации я уже не мог ходить, руки практически не работали, некоторые органы начинали отказывать. Анализы выявили лишь высокий уровень сахара. Только пункция спинного мозга показала признаки токсического поражения организма, но определить его источник врачи так и не смогли. Лечение заняло месяц в больнице и ещё месяц в реабилитационном центре. Диагноз — полинейропатия, причина неизвестна. Рассматривалось 3–4 версии, включая осложнение от болезни Лайма или диабет, но прямых доказательств не было.
— То есть врачи не смогли сказать, что это было отравление, но и исключить его не смогли?
А. Шварев: Именно так. Врачи сделали всё возможное и, по сути, спасли мне жизнь. Я не исключаю умышленного воздействия, ведь к тому времени активно искали способы «нейтрализовать» меня. Но доказательств нет.
— При каких обстоятельствах ты почувствовал недомогание?
А. Шварев: Сигареты лежали в беседке, там же стояла пепельница. Я выкурил одну, и у меня сразу онемели язык и нижняя губа. В течение нескольких суток начали отниматься руки, затем ноги, возникли проблемы с глотанием. Госпитализировали меня примерно через 10–12 дней после первых симптомов.
— К этим сигаретам мог получить доступ кто угодно?
А. Шварев: Да. Они лежали в месте, куда мог спокойно подойти любой человек. Не требовалось никаких спецопераций — всё на виду.
А. Шварев: Формально канал создали в 2018 году, но поначалу он был пустой. Настоящий запуск случился незадолго до моего вынужденного отъезда из России. Изначально он задумывался как дополнительная площадка для сайта RuCriminal — основного проекта, который я вёл как частное лицо, а не как журналист «Росбалта». Тогда Telegram только начинал набирать популярность, и мы с коллегами решили, что стоит попробовать. Сначала просто публиковали ссылки на материалы сайта, потом стали выкладывать новости, которые туда не попадали. После моего выезда за границу весной 2019 года канал начал развиваться как самостоятельный проект.
— Получается, сайт rucriminal.info ты вёл параллельно с работой в «Росбалте»? И анонимно?
А. Шварев: Да, анонимно. На «Росбалте» часть материалов не могла выйти по разным причинам. Выбрасывать информацию в корзину было жалко — так и начал наполнять RuCriminal. И именно одна из таких публикаций стала началом моих серьёзных проблем — когда я получил копию обвинительного заключения по делу Михаила Максименко из СК.
— Речь идёт о деле Шакро Молодого?
А. Шварев: Да, о взятках за освобождение Андрея Кочуйкова по кличке «Итальянец», правой руки Шакро. История известная: декабрь 2015 года, ресторан «Элементс» на Рочдельской, перестрелка между людьми Кочуйкова и охраной Эдуарда Буданцева. Итог — двое убитых, восемь раненных, Кочуйков арестован. Затем начались попытки «выкупить» его из СК, которые ФСБ зафиксировало, и это привело к громким уголовным делам против высокопоставленных следователей.
У меня на руках оказалось обвинительное заключение с расшифровками разговоров, где чётко фигурировали две взятки, одна из которых — 500 тысяч евро. И эти деньги, судя по документам, были не от Олега Шейхаметова, как утверждало следствие, а от депутата Андрея Скоча. Он хорошо знал Кочуйкова, общался с ним и хотел сделать приятное Шакро. Всё это мы опубликовали в «Росбалте», вслед за нами — «Новая газета» и «Дождь». После чего Скоч подал иск в суд в Белгородской области, где он депутат. Мы были уверены, что выиграем — у нас был официальный документ. Но судья заявил, что это «непонятные бумажки» и отказался приобщить их. В итоге все три издания проиграли.
— В этих же прослушках упоминался Алишер Усманов?
А. Шварев: Там был эпизод, где Максименко в разговоре со своим замом Ламоновым рассказывает о беседах Усманова с самим Шакро по поводу ситуации с Кочуйковым. Можно было сложить картину, что Усманов тоже участвовал в истории с «выкупом». Надо понимать, что и Скоч, и Усманов действуют осторожно, через посредников. Но оба лично знали Шакро и Кочуйкова.
— Для Усманова это было личное знакомство?
А. Шварев: Судя по всему, да. Возможно, Скоч их и познакомил. В 90-е Усманов всегда показывал, что близок к криминальному миру, что он «свой» для воров в законе. Тогда это было полезно для бизнеса.
А. Шварев: До сих пор никто точно не знает, за что он сидел. Все приговоры в Узбекистане по нему исчезли. Усманов когда-то обещал газете Guardian показать свой приговор, но за 15–20 лет так этого и не сделал. Есть неприятная версия, фигурировавшая в одной книге, о гораздо более тяжком обвинении, но он это отрицает и судится с авторами. Его версия — что он был «оппозиционером», выступал против советского режима. Лично я не верю ни той, ни другой истории без документа. Но приговор он не покажет никогда.
— Получается, из-за упоминания Усманова в материалах «Росбалт» отказался публиковать некоторые данные?
А. Шварев: Да. К тому моменту «Росбалт» уже пытались лишить лицензии, и рисковать никто не хотел. Даже с делом Скоча — был официальный документ, но суд отказался его учитывать.
Параллельно на меня усилилось давление спецслужб. Если с 1997 года я спокойно писал о силовиках, бандитах и ворах, то с 2016-го начались проблемы — планка допустимого резко снизилась. После одной публикации о конфликте в МВД за мной установили наблюдение, ФСБ опрашивало моих знакомых. Мы направляли жалобы в прокуратуру и ФСБ, но это ничего не изменило.
А. Шварев: В конце 2017-го — начале 2018-го я писал новогодние материалы о ликвидациях боевиков в Чечне. Среди прочих — про Хаттаба, которого, по моей информации, отравили веществом типа «Новичок». Тогда название ещё никому не было известно. Весной 2018-го травят Скрипалей, и зарубежные СМИ вытаскивают мою статью, вставляют в Википедию, а потом она попадает даже в доклад международной организации по запрещению химоружия. В России же меня обвинили, что я «готовил почву» для обвинений против РФ. В ФСБ всерьёз заявили: мол, я знал заранее о покушении и работаю на иностранные спецслужбы. Я им объясняю: публикация была задолго до истории со Скрипалями. Но им это было неинтересно.
Потом была история с советником Кадырова, который сбежал после задержания. Я описал всё в деталях, и вскоре помощница министра МВД Елена Алексеева потребовала удалить материал и извиниться. Я отказался, сказав, что всё написанное — правда. Через короткое время ко мне пришли с обыском по делу о «клевете на генерала в интернете». Фамилию генерала — Ченчик — я узнал только из постановления об обыске. Выяснилось, что разрешение на обыск получено в Пятигорске по прямой отмашке от ГУСБ МВД, куда указания передала сама Алексеева.
Затем был обыск по делу о клевете на Усманова. На моей скромной 50-метровой квартире работали сразу 20 сотрудников, а часть людей дежурила в машинах на улице. По клевете, напомню, приходил отдел, занимающийся похищениями и вымогательствами. Руководил операцией Сергей Акимов — замначальника МУРа, коммерческий человек и родственник вора в законе. Когда понял, что следующей стадией будет арест, я принял решение уехать.
— Когда ты покинул Россию, сколько подписчиков было у «ВЧК-ОГПУ»?
А. Шварев: Менее тысячи, может, даже меньше ста. Но мы работали очень оперативно по событиям. В то время в Telegram почти не было крупных СМИ, и многие считали его «несерьёзной» платформой. Мы же начали работать там как полноценное издание, публиковали инсайды, и постепенно это стало брендом.
— Мне понятна работа в России, когда есть связи и личные встречи. Но как ты получаешь информацию, находясь в стране НАТО?
А. Шварев: Силовики — не единственный источник по силовому блоку. Есть масса путей, как добывать информацию быстро и качественно, не общаясь с ними напрямую. Главное — репутация источника, а она у нас была уже через год после старта.
Долгое время уголовное преследование касалось клеветы на Усманова. Но для розыска этого было мало. Тут «всплыло» заявление казахстанского олигарха Кенеса Ракишева. По версии следствия, сотрудник его пресс-службы якобы написал на неправильный адрес почты RuCriminal и получил ответ, что удаление материала стоит 50 тысяч (неизвестно, в какой валюте). Переписку он «утратил», потому что с момента событий прошёл год. Заявление подано в России, хотя пресс-служба находится в Казахстане, а письмо было отправлено из кабинета адвоката Максимилиана Гришина. Через два часа после подачи заявления возбудили дело о вымогательстве.
А. Шварев: Всё это выглядело как просьба Усманова к Ракишеву помочь «по-братски». Для него Усманов — кумир, а формальным поводом стало надуманное обвинение. Так меня объявили в федеральный, а затем и международный розыск. Интерпол отказался сотрудничать, сочтя дело политически мотивированным.
В июле прошлого года российские власти признали иноагентом не лично Шварева, а телеграм-канал «ВЧК-ОГПУ» и связанные сайты. Формулировка была такова, что он «обслуживает» ресурсы-иноагенты, являясь их администратором.
А. Шварев: Мы не стали обжаловать напрямую, но пытались иными путями запросить основания признания. Ответ был, что информация «секретная». Судя по всему, это оперативная справка ФСБ или Центра «Э». Я одну из таких видел в другом деле — набор домыслов и искажённых фактов.
После внесения в реестр иноагентов последовали административные протоколы за отсутствие обязательной «плашки». Одно дело мы уже отбили, потому что повестки направляли по ошибочному адресу, указанному МВД. По такому же основанию собираемся оспорить второе. Но Роскомнадзор уже готовит новые протоколы.
Ночь на 7 апреля стала поворотной точкой. Примерно в два часа ночи канал просто исчез.
А. Шварев: Никаких предупреждений или уведомлений не было. Telegram одновременно удалил канал, заблокировал доступ к нему и к SIM-карте, на которую он был зарегистрирован. Мы написали во все возможные адреса — почты, соцсети, даже публично — но ни одного ответа не получили.
Telegram официально заявил в СМИ, что канал удалил сам владелец, но «идёт проверка». По словам Шварева, удалить канал с миллионом подписчиков самостоятельно невозможно — для этого требуется обращение в сам Telegram и проверка до недели-двух. Здесь всё произошло за считанные минуты.
— Ты считаешь, что Telegram исполнил решение российского суда?
А. Шварев: Думаю, всё проще — это было исполнение просьбы, от которой Дуров не мог отказаться. Возможно, пытались замаскировать под «очистку» по разным судебным решениям, как это делалось в Европе или Франции. Но поднявшийся резонанс заставил Telegram замолчать.
По версии Шварева, ключевыми фигурами, заинтересованными в удалении, могли быть Алишер Усманов, первый замдиректора ФСБ Сергей Королёв, а также представители ГРУ — генерал-майор Андрей Аверьянов и его заместитель Владимир Алексеев.
А. Шварев: Усманов всегда был главным желающим убрать канал, это подтверждают разные источники. Королёв — потому что мы стали много писать о нём, а в ФСБ шли внутренние процессы и борьба за кресло директора. ГРУ — из-за публикации закрытого списка Росреестра с объектами недвижимости сотрудников спецслужб. Но думаю, к Дурову они заходили не напрямую, а через проверенных посредников.
После блокировки оригинального «ВЧК-ОГПУ» команда запустила резервный канал. За первую неделю он набрал около 150 тысяч подписчиков.
А. Шварев:Доверия к Telegram больше нет. Теперь всё, что публикуется в канале, будет дублироваться на нескольких сайтах и новых проектах вне Telegram. Так их невозможно будет удалить одним нажатием кнопки. Мы будем развивать альтернативные площадки, хотя в Telegram пока придётся оставаться.
А. Шварев: Мы несколько раз пробовали завести YouTube-канал. Загружали видео, например, где депутат Госдумы присутствует на сходке воров в законе. Но после 5–6 роликов приходили жалобы о нарушении авторских прав — от людей, вообще не связанных с материалом. YouTube сразу блокировал канал, без возможности восстановления. Мы поняли, что бороться с этим бессмысленно, и стали выкладывать видео прямо на сайт.
По словам Шварева, существует целая индустрия «чистильщиков», работающих как на российских олигархов, так и на чиновников. Раньше они нанимали юристов, которые требовали через суд удалить материал. Сейчас чаще применяют более простые схемы:
— пишут несколько жалоб о якобы нарушении авторских прав;
— заваливают Google и другие сервисы фейковыми решениями судов;
— используют претензии на торговые марки, чтобы заблокировать упоминание в СМИ.
А. Шварев: У нас удалили материал, потому что в нём было название банка, зарегистрированное как логотип. Хостер пригрозил блокировкой сайта, если мы не уберём текст. Мы переехали на другую площадку, но факт остаётся — службы поддержки предпочитают удалить и забыть, чем разбираться.
История со сносом «ВЧК-ОГПУ» показала, что Telegram так же уязвим для внешнего давления, как и другие платформы.
А. Шварев: У Дурова нет ни чётких правил, ни прозрачной поддержки. Когда речь о крупных каналах, их владельцы вкладывают деньги, работают годами, а в итоге всё может исчезнуть за секунду. И никакой коммуникации. При этом за год Telegram выполнил 373 тысячи запросов Роскомнадзора — вручную это сделать невозможно. Либо есть автоматизированный механизм, либо «прикомандированный» сотрудник с доступом к кнопкам удаления.
Шварев считает, что его канал убрали «по совокупности заслуг» — за множество публикаций, которые задевали интересы силовиков, олигархов и криминальных структур. Усманов, Королёв и ГРУ, по его мнению, были ключевыми заинтересованными лицами.
А. Шварев: Мы никогда не притворялись «журналистами в белых пальто», не обещали бороться за высокие идеалы. Работали так, как в 90-е работали отделы по криминалу — когда всё было перемешано: менты, авторитеты, киллеры. Это было интересно и по-своему комфортно. Сейчас, конечно, другие времена, но принципы у нас те же — публиковать то, о чём другие молчат.
